Тарантул - Страница 16

III

Ришар Лафарг принимал представителя японской фармацевтической кампании, которая запустила в производство какой-то новый вид силикона, широко используемый в пластической хирургии при изготовлении протезов молочных желез. Он внимательно слушал этого мелкого служащего, расхваливавшего свою продукцию, которую, если верить его словам, было гораздо удобнее имплантировать, с ней легче было работать. В кабинете Лафарга — на столе и в шкафах — громоздились медицинские карты с отчетами об операциях, стены украшали фотографии, отражающие особо удачные случаи. Воодушевленный японец продолжал вещать.

Раздался телефонный звонок, Ришар взял трубку. Его лицо омрачилось, голос задрожал. Он поблагодарил собеседника за звонок, затем извинился перед представителем фирмы, которого надлежало спровадить как можно быстрее. Они договорились о новой встрече, назавтра.

Лафарг на ходу скинул халат и бросился к машине. За рулем его ждал Роже, но он отослал его домой и предпочел вести автомобиль сам.

На высокой скорости он добрался до окружной дороги и свернул на автостраду, ведущую в Нормандию. Он мчался на самом пределе возможностей мотора, яростно сигналил, если какая-нибудь машина недостаточно быстро перестраивалась в правый ряд, когда он собирался ее обогнать. Чтобы добраться до психиатрической клиники, где находилась Вивиана, ему понадобилось менее трех часов.

Оказавшись возле замка, он выскочил из машины, взбежал, перепрыгивая через две ступеньки, на высокое крыльцо и оттуда сразу в приемный покой. Медсестра ушла за психиатром, лечащим врачом Вивианы.

В сопровождении врача Ришар поднялся в лифте и, пройдя немного по коридору, оказался перед дверью комнаты. Психиатр указал ему на плексигласовое окошко наверху.

У Вивианы был кризис. Она разорвала халат и теперь, воя, билась в истерике, царапая ногтями тело, уже и без того покрытое кровоточащими рубцами.

— И давно так? — выдохнул Ришар.

— С утра… Мы ей уже вкололи транквилизаторы, скоро должно подействовать.

— Не надо… нельзя ее оставлять в таком состоянии. Удвойте дозу… бедная девочка…

Его руки заметно дрожали. Он оперся на дверь, приложил к ней лоб, кусая до крови верхнюю губу.

— Вивиана, девочка моя… Вивиана… Откройте, я должен войти.

— Не стоит этого делать: при виде постороннего она возбудится еще сильнее, — не разрешил психиатр.

Вивиана, изнуренная приступом, тяжело дыша, скорчившись в углу комнаты, царапала лицо ногтями, остриженными, впрочем, очень коротко, из-под ногтей сочилась кровь. Ришар все-таки вошел, присел на кровать и очень тихо, почти шепотом, позвал Вивиану по имени. Она вновь стала выть, но не пошевелилась. Она тяжело дышала, безумные зрачки вращались, воздух со свистом проходил между сжатых зубов. Понемногу она успокаивалась, по-прежнему оставаясь в сознании. Дыхание выравнивалось, она больше не задыхалась. Лафарг смог взять ее на руки и уложить на постель. Сидя рядом, он держал ее за руку, осторожно гладил лоб, целовал щеки. Психиатр стоял у входа, держа руки в карманах халата. Он подошел к Ришару, прикоснулся к его плечу.

— Идемте, — сказал он, — ее нужно оставить одну.

Они спустились на первый этаж, вышли на улицу и некоторое время прохаживались бок о бок по дорожке парка.

— Это ужасно, — бормотал Лафарг.

— Да… Вам не следует приезжать так часто, толку от этого никакого, а вам лишние страдания.

— Нет! Нужно… я должен приезжать!

Психиатр покачал головой, отказываясь понимать, зачем Ришар настаивает на том, чтобы присутствовать при этом тягостном зрелище.

— Да… — продолжал Лафарг, — я буду приходить! Каждый раз! Вы ведь будете предупреждать меня, будете?

Голос надломился, он заплакал. Пожав руку врачу, он направился к машине.

К себе домой, на виллу в Везине, Ришар ехал еще быстрее. Образ Вивианы преследовал его. Образ мертвого, оскверненного тела: кошмар, который терзал память… Вивиана! Все возвращалось: словно наяву, он услышал звериный вой, перекрывавший шум деревенского оркестра, появилась Вивиана, ее одежда была разорвана, по ногам текла кровь, в глазах уже поселилось безумие…

Лина взяла выходной. Со второго этажа доносились звуки пианино. Он рассмеялся, приник губами к решетке домофона и, набрав в легкие побольше воздуха, прокричал:

— Добрый вечер! Готовься, тебе предстоит меня развлекать!

Акустические колонки, врезанные в перегородки спальни, мощно вибрировали. Он поставил звук на максимум. Шум был невыносимый. Ева подпрыгнула от неожиданности. Эта проклятая громкость оставалась единственным извращением Лафарга, к которому она так и не смогла привыкнуть.

Когда он вошел, она, обмякнув, сидела за пианино, прижав ладони к ушам, еще болезненно гудевшим от резкого звука. Он стоял в дверном проеме, с широкой улыбкой на губах, держа в руке стакан со скотчем.

Она в ужасе обернулась к нему. Она слишком хорошо знала, что означают эти кризисы, после которых он так перед ней появлялся: в течение года у Вивианы случилось три приступа, когда она пыталась нанести себе увечья. Ришар совершенно не мог этого выносить. Ему было необходимо облегчить свои страдания. Ева и нужна была ему лишь для того, чтобы выполнить эту миссию.

— Живо давай собирайся, сука!

Он протянул ей стакан скотча, затем, увидев, что она не решается его взять, схватил молодую женщину за волосы и резко запрокинул ее голову. Она вынуждена была залпом проглотить содержимое. Стиснув ее запястье, он выволок ее по лестнице на первый этаж, затем буквально втолкнул в машину.